Вся история Ильи Черта началась еще до его рождения. Когда выяснилось, что Илья должен появиться на свет, папа с мамой решили думать, как назвать ребенка. Папа сказал, что если будет девочка, то нужно назвать ее в честь бабушки, а если парень, то…

То нужно выйти на улицу и дождаться первого встречного знакомого. Встретили они сослуживца с работы по имени Илья.

Илья должен был родиться в начале июля – начался июль, второе июля миновало – не рождается Илья. Проходит неделя – нет Ильи. Вторая – опять нет. Врачи запаниковали, положили маму Ильи в больницу. Что–то нужно было делать. И вдруг, совершенно неожиданно, в родильный дом приехал знакомый мамы с мешком винограда. Мама поела винограда и второго августа. В день Ильи, на свет естественным образом появился Илья.

Первое время маленький Илья жил у дедушки, а когда ему исполнилось четыре года, он вместе с родителями переехал в Ульянку, в боевой рабочий район.

Илья был мальчиком очень домашним, насколько это возможно в Ульянке. Сам же Черт утверждает, что был ребенком дворовым.

Однако в детском садике ничем не выделялся из общей массы детей, ходил тише травы ниже воды.

Самым сильным впечатлением тех лет был менингит. В возрасте пяти лет мальчик заболел. Несколько дней Илья лежал в состоянии, которое принято называть бессознательным, но сознание, странным образом, не покидало его и то, что Илья увидел Там, запомнилось ему на всю жизнь. С тех пор он заинтересовался вопросами жизни, и смерти и этот интерес остался с ним надолго.

После этого Илья перестал придавать значение тем вещам, которые принято ценить в обществе. В его личной шкале ценностей на первое место вставала Жизнь как таковая, жизнь, а не учеба, не школьные оценки, не карьера и деньги. Он научился ценить жизнь с пяти лет. Ему никогда не было интересно гонять в футбол, он стремился бывать в тех местах, где ему нравится, общаться только с теми людьми, которые ему по–настоящему интересны. На футбол и другие канонические детские забавы Илье было просто жаль тратить время жизни.

Илья и пара–трока его друзей все свое время посвящали путешествиям – забирались очень далеко, бродили по паркам, уезжали на велосипедах в грузовой порт и в другие интересные места и, как говорит Илья, «насыщали свои глаза красотой». В школе Илья был не то чтобы изгоем, но человеком очень отстраненным от так называемой общественной жизни. А поскольку занимались этой общественной жизнью большей частью уличные хулиганы, для Ильи эта общественная жизнь была неинтересна вдвойне. Приходилось иногда участвовать и в их развлечениях – драках район на район и остальных незатейливых забавах молодежи Ульянки. Стенка на стенку, район на район, дворовые разборки.

После восьмого класса Илья Кнабенгоф из–за своей немецко–еврейской фамилии в девятый класс не попал. Проблемы с его германо–еврейством преследовали его на протяжении всего периода обучения. И учителя косились, и одноклассники, можно так сказать, подшучивали. Время было советское, известное своим интернационализмом и терпимостью к представителям разных неславянских народов, и Илья Кнабенгоф, как и многие другие, в полной мере успел интернационализмом насладиться.

Ну, не взяли в дввятый – Илья плюнул и не стал расстраиваться. Он поступил в кинотехникум на улице Правды, и это радикально изменило всю его жизнь. В двух шагах от кинотехникума находился Рок–Клуб. В тот самый момент, когда Илья Кнабенгоф поступил в кинотехникум на улице Правды, это заведение заканчивал тогда еще мало, но крепко известный Олег Гаркуша. И по кинотехникуму уже ходили легенды – как же, сам Гаркуша… А кто такой Гаркуша, Илья вовсе не знал. Но узнать было интересно: чего это все вокруг – Гаркуша, Гаркуша… Группа «Аукцион»… Что за Группа «Аукцион»?…

На второй день обучения к Илье подошел его сокурсник с «ирокезом» на голове, представился Димой (потом играл в группе «Колыбель для Кошки»). Новые друзья напились портвейну в ближайшей подворотне – Илья, хоть и был ребенком домашним и, соответственно, малопьющим, не ударил в грязь лицом и едва добрался до дома. После столь теплого знакомства новые друзья, вновь встретившись в кинотехникуме, решили посетить Рок–Клуб.

В течение девяностого года Илья и Дима пропустили только один рок–клубовский концерт – и то, только потому, что в тот злосчастный день в Ленинграде проходило одновременно два концерта в разных местах, а Илья в то время еще не овладел техникой манипулирования временем и пространством…

Друг Ильи по кличке «Тормоз» (теперь он директор сети книжных магазинов на Невском проспекте) составлял Илье и Диме компанию, и три совершенно оторванных студента кинотехникума ходили не все подряд и записывали все подряд, фанатели от «Дурного влияния», «Петли Нестерова», «Патриархальной Выставки», «Ноля», Цоя – студентам нравилось абсолютно все. Они были похожи на дикарей с Чукотки, оказавшихся в большом городе и полюбившими его всеми фибрами своих чукотских душ.

«Мы оказались в мире, где есть свобода, где я почувствовал, что я не один такой придурок, каким меня считали во дворе, а что есть место, где таких придурков много и я там свой среди своих», – говорил Илья. – « И тогда я решил никогда не возвращаться в свой двор». И больше он никогда не общался со своими одноклассниками и дворовыми друзьями.

Быстро появились новые друзья – теперь те из них, кто не умер, стали людьми известными.

Первую группу друзья собрали в техникуме. На чердаке было выделено помещение, одна гитара была выпилена из ДСП, вторая была «Музима» и служила бас–гитарой. Западную музыку молодые рокеры начали слушать с таких монструозных групп, как Slayer и Kreator. При этом Илья любил еще и «Калинов мост», и эта двойственность – байкерская металлическая звероподобная музыка и лирическая акустика – осталась с ним на всю жизнь. Старая рок–музыка прошла совершенно мимо – для Ильи до сих пор совершенно чуждыми остаются такие группы, как Deep Purple и Led Zeppelin. Однако в тринадцатилетнем возрасте он открыл для себя Игги Попа и теперь иногда отдает должное старому року.

Первый коллектив Ильи назывался «Эксгуматор» – вокалист учился курсом старше и обладал жутким голосом. Тексты «Эксгуматора» сводились к известным строкам «Чудовище вида ужасного схватило ребенка несчастного». Чем страшнее, тем лучше. Горы трупов и крови.

«Эксгуматор» попал на прослушивание в Рок–Клуб. Зал был набит битком. Официально на прослушивание была заявлена дружественная «Эксгуматору» группа «Ф–1». «Эксгуматор» в полном составе и сильно нетрезвый явился поболеть за своих друзей и порадоваться их успеху. А друзья, в частности, вокалист «Ф–1» сказали нетрезвому «Эксгуматору»: «Хотите, мы урежем свое выступление и вы сыграете несколько песен?». Нетрезвый «Эксгуматор» был ошеломлен предложением, но согласился.

Перед «Ф–1» играла группа «Орден». Члены группы договорились с «Орденом», что «Орден» даст «Эксгуматору» свои инструменты. «Орден» благополучно отыграл свой традиционный хеви–метал в духе «Скорой помощи» – музыку понятную и знакомую посетителям Рок–Клуба. И после этого благолепия неожиданно появившийся на сцене «Эксгуматор» начал заколачивать свои зубодобродетнльно–молотильные композиции, равных которым никто еще на сцене Рок–Клуба не слышал. На Рубенштейна 13 ничего похожего никогда не было.

Вокалист решил показать себя – то ли с испугу, то ли с перепою – орал, катался по сцене, ревел – всем своим видом демонстрировал, что живет он только раз. Илья же за все время выступления ни разу не поднял глаз от своих ботинок – так ему страшно было смотреть в зал.

Никто в зале не понял ни ноты, ни слова, но музыка «Эксгуматора» залу понравилась, и публика проводила новую неизвестную группу аплодисментами. А аплодисменты – это наркотик…

«Эксгуматор» просуществовал не долго – около полутора лет. Илья начал слушать музыку, близкую к «инди», и отошел от металлистов. Вторая группа, члены которой были оголтелыми панками – Sex Pistols, Exploited – и пел в которой Костя «Кот» Смирнов, ныне киноактер, играла музыку в стиле своих кумиров и называлась «Негодники». Илья Черт играл на барабанах, не пел, через пару лет перешел на гитару. В ДК «Кировец» группа записала первый альбом, первый концерт был дан в институте Герцена.

На концерт пришли все педагоги, вся администрация. В целом, зрелище было жуткое. «Дядя Гитлер – мой друг, он боролся за меня до конца», пели «Негодники» и зал, включая педагогов и администрацию, тихо внимал.

Через некоторое время в группу «Негодники» пришли новые музыканты, и коллектив, заигравший жесткую индустриальную музыку, сменил название на Toxic Waste. Группа вошла в обойму «Тамтамовских» коллективов и после ряда видоизменений состава преобразовалась в группу AL.EX. Теперь вместе играли барабанщик из группы «Штормовое предупреждение» Саша Припачкин, гитарист Алексей Алфеев – гитара, Илья Черт – вокал.

Музыканты группы были достаточно профессиональны и, в силу этого, AL.EX играл на всяческих фестивалях, куда металлистов, прежде, обычно, не приглашали. Музыка AL.EX со временем становилась все более легкой и коммерческой, однако, записав один альбом («Good luck!»), AL.EX прекратил свое существование. Музыканты стали задумываться о жизни, устали играть и занялись обустройством своего быта.

Как–то раз Илья пришел на репетицию металлической группы Surfing Stone. Группа играла что–то вроде гранжа. Илья послушал, посидел с ребятами, попил портвейна – вместе с ним на репетицию пришел и гитарист Алексей Алфеев. Поиграли вместе, попели, еще раз попили и разошлись. Потом AL.EX распался окончательно, а Илья еще раз встретился с музыкантами Surfing Stone. Вот таким естественным путем образовалась группа Military Jane.

Шагая в ногу с молодежной модой, Military Jane играла кавер–версии любимых на тот момент коллективов – Nirvana, Pearl Jam, Alice in Chains и свои песни, очень похожие на кавера любимых групп.

Группа приобрела локальную клубную популярность и, в принципе, могла так и остаться навсегда одной из клубных, варящихся в собственном соку, групп, если бы не Юрий Шевчук.

Готовился фестиваль 1996 года на Петровском стадионе и одним из условий участия в нем было то, что группа должна исполнять песни на русском языке. Илья был хорошо знаком с Игорем Тихомировым, работавшем в клубе «Полигон», который и порекомендовал Шевчуку Military Jane. Юрий Юлианович послушал музыку молодых экстремалов и сказал, что все круто, что играют парни отлично, но, к сожалению, не понимает ни слова из того, что поет Илья. А так – все хорошо.

Для Military Jane тексты писал отдельный человек, хорошо владевший английским. Илья знал язык не очень хорошо и, заучивая новый текст, каждый раз мучился. Участвовать в фестивале всем членам Military Jane очень хотелось, и музыканты решили сделать три песни на русском языке. «Весна в метро» и «Мама» – песни, переведенные с английского на русский и исполненные Military Jane на фестивале – открыли группе дорогу на так называемую большую сцену.

После концерта на «Петровском» Илья и его товарищи глубоко призадумались – а стоит ли продолжать петь на английском, если публика жаждет слышать родное русское слово? Илья писал песни уже много лет и, взяв в руки гитару, спел их своим коллегам. Коллеги пришли в ужас. Им металлистам в законе, песенки под гитару – тра–ля–ла да тру–ля–ля… Какой кошмар… Что с этим со всем делать?

Группа Military Jane ушла в тяжелый запой и пребывала в нем месяца три, переживая творческий кризис. В итоге потихонечку, постепенно, музыканты сделали пять песен на русском и стали их играть, перемежая привычными, английскими. Публика пришла в недоумение, но, со временем, стала привыкать.

Альбом группы «Пилот» «Живой концерт», в принципе, был сделан именно в то время – песни «Альтернативный Новый год», «Рядом» – это песни того периода.

Илья дал кассету с записями Military Jane Рикошету, а тот передал его Константину Кинчеву. Кинчеву группа понравилась, Рикошет же дружил с Ильей и предложил познакомить его с Кинчевым. Илья согласился и вместе с Рикошетом пришел к Косте в гостиницу «Октябрьская». Г–н Кинчев в момент приема гостей был не слишком трезв и слегка высокомерен по отношению к молодому неизвестному артисту. Он сделал Илье предложение, которое впоследствии он (Илья) стал считать супервыгодным, но тогда, в момент собственно предложения, посчитал для себя оскорблением и гордо отказался, едва не обматерив маститого рокера.

Кинчев предложил Илье и его коллегам поехать в тур с «Алисой» в качестве технической группы – заниматься аппаратом, настройкой, саундчеком и играть перед выступлением «Алисы». Илья жутко обиделся, сказал, что он, известный в Питере музыкант, никогда не будет таскать аппарат для кого бы то ни было.

Прошло немного времени, и Илья, поняв, что Кинчев относится к их первой встрече с юмором, стал относится внимательно к творчеству «Алисы» и изменил мнение как о встрече, так и о самом Кинчеве.

Military Jane взяли направленность текстов от «Алисы», но музыка Кинчева молодых музыкантов не устраивала, поскольку для них это был уже прошлый век – хард–рок, хэви–метал, все это было малоинтересно, и Military Jane продолжали делать крен в альтернативную музыку.

Запись альбома «Война» была затеяна Ильей. Он пригласил массу музыкантов – там играли несколько барабанщиков, играли все, кто на момент записи случайно оказывался в студии. Запись голоса в некоторых песнях происходила в знаменитой ротонде, между жилых квартир, Илья не использовал сэмплеры и писал живые шумы, выставляя микрофон в форточку – альбом в этом смысле можно считать в полной мере андеграундным.

Успех «Войны» придал музыкантам бодрости, они поняли, что – «вот, началось!» «Живой концерт» вышел почти одновременно с «Войной» – это были записи в основном сделанные в «Полигоне». В период войны группа находилась в состоянии депрессии, подавленности, оторванности от жизни, и на альбоме чувствуется налет подросткового нигилизма – он очень нравится молодым людям, некоторые из них до сих пор говорят Илье, что круче «Войны» он уже больше ничего не запишет. Однако все альбомы «Пилота» совершенно разные по настроению – музыканты пытаются сохранить в творчестве корни Military Jane, когда к созданию каждой песни они относились как к картине, сочинение музыки было близко к живописи или компьютерной графике, авторы придумывали зрительные образы, фон, подбирали цвет и создавали песни, настроение которых могло быть навеяно кинофильмами, пейзажами, книгами.

Не запишем, отвечает лья молодым людям, не запишем, потому что уже ушли от того настроения и сейчас оно уже другое. А завтра будет отличаться от сегодняшнего. А послезавтра – от завтрашнего.

«Живой концерт» получился очень злобным, серым и агрессивным, в тот момент Илья и группа переживали момент смены образа жизни – уход от клубного беспредела, от вещей, отягощающих творческий процесс и процесс жизни вообще, самой легкой из которых был алкоголь.

Место алкоголя и несколько более экзотических вещей заняло погружение в медитацию и изучение специальной литературы. Илья и гитарист группы Роман Чуйков теперь просиживали на балконе целые вечера, обсуждая библию, которую Роман тщательно изучал. Стали разбирать основы буддизма, в который влезли с головой и года три очень плотно с этим работали. Илья стал заниматься акробатикой, йогой, тай–цзы, недели проводил на берегу залива, и все это вылилось в «Сказку о прыгуне и Скользящем».

Это была целая система мировоззрения, выработанная Ильей и Романом, система абсолютно обоснованная, стоящая на реально существующих фактах. «Сказка» была записана, что получилось совершенно случайно. Группа собиралась сделать что–то вроде «Войны №2» – просто записать пасни похожие по стилистике. Роман совершено неожиданно предложил: «Давай сделаем сказку».

Илья сел сказочку писать – легче легкого, думал он. Главное – красивое начало. Написал первые две строчки, которые и остались в этой сказке. И тогда к нему в первый раз пришел Прыгун.

К тому времени к системе тренировок, разработанных Ильей и Романом, прибегали уже человек пятнадцать, и Илья, получив просветление после написания первой строчки сказки, вылил на бумагу всю эту систему, чтобы сделать ее доступной каждому. Вот так и получилась «Сказка о Прыгуне и Скользящем».

Илья Чёрт :

С нескольких пор очень многие люди обращаются к группе «Пилот», как к учебному пособию. И сказка была написана как практическое руководство, которое можно ежедневно применять в быту. Система, которой мы занимаемся – она занимает двадцать четыре часа в сутки. Это не то, что после работы пойти, позаниматься растяжкой или поиграть в теннис. Это занимает все время, это изменение сознания, игра с собственным разумом и игра довольно опасная.

Многие вещи со временем помогают – и побороть наркотики, поправить свое здоровье. Я в свое время прошел через онкологию. У меня было заболевание иммунной системы, и я лежал в Песочной. Меня вынули с того света буквально в последнюю секунду. И выкарабкался я, я в этом уверен, только благодаря своему полному раскаянию за все мои поступки в прошлом. Я очень многое осознал и очень многое пересмотрел, когда один из врачей мне по секрету шепнул на ухо, что мне осталось жить месяцев шесть.

Я понял – все. Пора собирать чемоданы. Я лежал и ждал собственной смерти, и у меня все перевернулось в голове. Все, чем я занимался, все, что я любил в жизни, – все это я переоценил. Я окончательно отбросил все лишнее, оставил только то, ради чего стоит жить. Я полностью был готов. Я сказал себе: «Да я закончил. Я готов умирать».

И в этот момент совершенно невероятным образом я попал к одному человеку, который меня вылечил. На расстоянии. За неделю у меня все ушло. Все анализы стали чистыми. Все врачи в институте опешили, они никогда такого не видели. Анализы крови, все, одним словом – все идеально. Все ушло. И буквально в тот момент я попал к одной китаянке – Ким, которая стала меня учить тай–цзы и разным другим вещам.

В итоге так все и получилось, что вся система этих тренировок была направлена на помощь таким, как я, оказавшимся на дне жизни, оказавшимся лишними, она была направлена на то, чтобы помочь им выйти, и выйти очень радикальными, безжалостными способами. Жалость убивает. Если ты хочешь помочь человеку, ты должен быть хирургом с твердой рукой.

Наши тренировки совершенствуются, мне приходит огромное количество писем и по электронной, и по обычной почте, и число людей, которые выходят из своих тяжелых состояний растет. Очень много бывших наркоманов, с которыми я переписываюсь, забыли, что такое алкоголь, наркотики, сигареты… Я специально прошел курс психологии – сейчас мы работаем с психологом из Калининграда, которая работает в интернате для детей наркоманов и алкоголиков – работаем с ней в Интернете.

Но с точки зрения шоу–бизнеса все это было лишним. Некоммерческим и непонятным. Популярность группы росла, и нам стали говорить: «Ну когда же у вас выйдет нормальный, обычный альбом, с нормальными, обычными песнями. Чтобы можно было в машине послушать, а не сидеть, схватившись за голову».

И мы пол года готовились и собрали все концертные хиты – те песни, которые на концертах лучше всего принимались. Без всякой философии, без мудрствований – сделали просто ударный альбом. И все равно не получилось просто веселых песенок… От этого уже не избавиться, все равно что–то в текстах будет…Вообще, все наши альбомы совершенно разные. Следующий – «Джоконда» – он вообще ни на что из того, что было раньше, не похож. В «Джоконде» наконец–то вылилось мое увлечение индустриальной музыкой. Я наконец–то почувствовал себя в своей тарелке и оторвался. Очень тяжелый альбом. Очень много компьютерной техники, очень много сэмплов, много звуков – совершенно, как говорят нынче, неформатный альбом.

Нам так и приходится пропихивать свои песни на радио разными хитрыми путями. Под наши песни макароны есть не будешь. Хотя на сайт к нам приходят человек триста в день, зимой – человек семьсот. То есть люди нас знают. Но формат – это дело другое, это дело рук московских администраторов, которые все лучше всех знают. А на сайт приходят люди, живущие в городах, где наши кассеты и диски вообще не продаются. И мы там никогда не играли. Люди переписывают друг у друга, как раньше «Гражданскую Оборону»… Сейчас наладили рассылку дисков через Интернет – по просьбам слушателей...

Общение с создателем происходит у каждого человека по–своему. Я не знаю, стоит ли это выносить на открытый свет... Много лет подряд я пытался активно об этом рассказывать, поэтому многие с тех пор считают меня несколько «с приветом». Все дело в том, что несколько лет назад у меня появился друг. Врачи назвали бы это шизофренией – у меня было абсолютно четкое раздвоение сознания. Внутри меня поселилось некое существо и мы общались с ним четыре года, пока оно не ушло. За это время оно поставило меня буквально с головы на ноги.

Именно ему я обязан спасению своей жизни. Оно, это существо, научило меня очень многим вещам, на основе которых я построил потом все свои тренировки.

Иногда мы полностью менялись с ним местами. Первые пол года мы общались только на ментально–вербальном уровне, то есть иногда словами, иногда без слов. Но потом он стал все чаще и чаще занимать мое тело. Я стал из него вываливаться, находиться где–то рядом, а он жил в моем теле. И это стали замечать окружающие – я начал делать вещи, на которые человек, вообще–то, неспособен, потому что это существо обладало реакцией в десятки раз более быстрой, чем человеческая. Я чувствовал, как он говорит, как он ходит в моем теле – у него было совершенно другое зрение, намного более совершенное, чем мое, другой слух, обоняние, у него был набор чувств, которых у человека вообще нет.

Он научил меня очень многому, в частности, научил осознанному сновидению. Творились странные вещи со временем, с пространством. Постепенно я к этому привык и воспринимал как данность.

Он никогда не говорил мне, кто он на самом деле. Сначала я думал, что это девочка, потому что во сне я видел его воочию – он представал передо мной в виде маленькой девочки. Он рассказывал мне, что со мной случится, и все это совершенно точно сбывалось. Он научил меня не боятся жизни. Однажды я сказал ему, что он, наверное, не девочка. «Да, – ответил он, – «не девочка». – «А кто же»? – «Мне все равно, кем быть для тебя, все равно, как ты меня назовешь. Ты все равно никогда не поймешь, кто я на самом деле».

Я стал называть его Тори – не мужчина, не женщина, Тори и Тори. Однажды я пришел на концерт совершенно никакой – гитару не мог держать в руках, не то, что играть. Он сказал – расслабься, ты выйдешь на сцену, я все сделаю, выйди на сцену и сделай глубокий вздох. Тори играл за меня, пел, прыгал... Потом я ушел со сцены – и снова я никакой...

Вот тогда, в тот период, некоторые люди стали меня бояться, тогда и появилась моя кличка «Чёрт». Я стал предугадывать, что люди будут говорить, что делать. И когда он ушел все это у меня осталось. В какой–то момент он меня покинул, сказав, что все, что он мне показал, я должен освоить сам, сам всего достичь. Однажды во сне он рассказал мне свою историю. Проснувшись, я ее записал, и получилась повесть «Тори». Он рассказал мне, что все это происходило на самом деле, вероятнее всего, это было где–то в Европе, в месте, где находится так называемый «эфирный коридор», через который можно перемещаться из одной реальности в другую. Иногда туда попадают люди – случайно. И исчезают.

Я поменял имена, кое–что придумал, приукрасил, но, по большому счету, это абсолютно правдивая история, случившаяся в конце семидесятых годов.

Теперь ситуация сложилась странная. Раньше мы просто играли музыку, теперь идет разделение – музыкальная жизнь «Пилота» и… что–то вроде помощи населению. Люди звонят, пишут, рассказывают о своих проблемах.

Меня это немного пугает. Я не всегда чувствую в себе уверенность и готовность брать на себя ответственность за тех, кто обращается к нам за помощью. Парни надо мной шутят после концерта: «Иди общайся, твоя паства пришла». И это очень хорошо. Нужно ко всему относиться с юмором. Если бы все относились к этому серьезно, мы бы превратились в какое–нибудь мрачное общество паломников неизвестно куда… А ребята мне говорят – «Написал бы чего–нибудь вроде «Орбит без сахара…». И все нормально.

Как–то я написал песню, по стилистике очень похожую на «Последнюю осень» Шевчука. Мне так казалось. А парни подумали и сказали: «Ну осень–то, осень, но у тебя все равно проповедь получается»…

Мы сейчас проводим конкурс молодых музыкантов, очень много их таких начинающих артистов и тех, кто просто хочет стать музыкантом, мне пишут. И – первый вопрос: «Как стать известным?» Меня это просто ставит в тупик. Я никогда на задавал себе такого вопроса. Глупость какая–то. А девяносто процентов не только тех, кто нам пишет, но и тех, кто сейчас уже играет на всех этих «Нашествиях», думают только о том, как сделать хит, как его продать, стать известным, заработать денег… Мне с ними скучно. Они как дети малые. Бабки, девки, бухло. И нас все считают ненормальными. Мы после концерта сворачиваемся и идем спать. А нас зовут – бухать, туда–сюда… Мне с ними не о чем говорить. О деньгах, что ли? Неинтересно. Я и не общаюсь с этой тусовкой. У них там какое–то свое соцсоревнование – кто круче?! Задор молодецкий, запал – хвастаются друг перед другом: мы, мол, подняли планку до трех тысяч за концерт, а мы – до пяти. Мы столько–то за клип заплатили, а мы – еще больше… Все рвутся вперед, а мне хочется спросить – КУДА?

Я счастлив от того, что мы просто делаем песни, которые нам нравятся.

Мне не нужно вознаграждение от глупых, тупых девочек. Меня вполне устраивают те люди, которые ходят на наши концерты. Мне говорят – вот, группа «Ленинград» собрала на свой концерт десять тысяч человек. Да, десять тысяч. Но – КОГО? Я бы на своем концерте не хотел видеть и пяти сотен слушателей «Ленинграда». А желательно – ни одного. И это очень хорошо, я благодарен Шнуру, я готов жать ему руку при каждой встрече – пока есть группа «Ленинград», я за свои концерты спокоен. Шнур отделил козлищ от овец, зерна от плевел. Наша аудитория не такая огромная, но она есть, она наша и она растет – медленно, но верно.

Очень сложный момент в жизни человека – когда он выходит на новый уровень сознания и осознает глобальность своего существования. Осознает, насколько он важен в этой жизни, насколько каждый человек является неотъемлемой частью Творения, насколько важны каждый его поступок и каждое его слово, которое мгновенно меняет всю Вселенную. После этого садишься на стул и боишься пошевелиться. Когда со мной это произошло, я подумал – какой ерундой я занимаюсь? Играю на гитаре – чушь какая–то… Но лучше плохо заниматься своим делом, чем хорошо чужим. Это сказал Кришна. Но сначала я узнал это от Тори. Тогда я понял, что бежать от своей работы мне нельзя, я должен ее делать. Я очень сильно захотел жить и заниматься своим делом. Каждый свой день я прошу еще один день, и я абсолютно счастлив в этой жизни.

(из книги "ПИЛОТ:  статьи, творчество,
дискография, тексты")